В сиянии и славе нестерпимой
Тьмы ангелов волнуются, кипят,
Бесчисленны летают серафимы,
Струнами арф бряцают херувимы,
Архангелы в безмолвии сидят,
Главы закрыв лазурными крылами, —
И, яркими одеян облаками,
Предвечного стоит пред ними трон.
Неточные совпадения
Словно тысячи металлических
струн протянуты в густой листве олив, ветер колеблет жесткие листья, они касаются
струн, и эти легкие непрерывные прикосновения наполняют воздух жарким, опьяняющим звуком. Это — еще не музыка, но кажется, что невидимые руки настраивают сотни невидимых
арф, и всё время напряженно ждешь, что вот наступит момент молчания, а потом мощно грянет струнный гимн солнцу, небу и морю.
…Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!
Вот
арфа золотая:
Пускай персты твои, промчавшися по ней,
Пробудят в
струнах звуки рая.
И если не навек надежды рок унес —
Они в груди моей проснутся,
И если есть в очах застывших капля слез —
Они растают и прольются…
…Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!
Вот
арфа золотая.
Пускай персты твои, промчавшися по ней,
Пробудят в
струнах звуки рая.
Он никак не мог вспомнить ни момента, ни случая, когда в нем вздрогнули вещие
струны пророческой
арфы и он пошел «глаголом жечь сердца людей».
На земле жилось нелегко, и поэтому я очень любил небо. Бывало, летом, ночами, я уходил в поле, ложился на землю вверх лицом, и казалось мне, что от каждой звезды до меня — до сердца моего — спускается золотой луч, связанный множеством их со вселенной, я плаваю вместе с землей между звезд, как между
струн огромной
арфы, а тихий шум ночной жизни земли пел для меня песню о великом счастье жить. Эти благотворные часы слияния души с миром чудесно очищали сердце от злых впечатлений будничного бытия.
Это также почему-то считалось страшным; но всего ужаснее было то, что наверху этой башни, в пустом, изогнутом окне были натянуты
струны, то есть была устроена так называемая «Эолова
арфа».
Над домом вверху, в полукруглом куполе была Эолова
арфа, с которой, впрочем, давно были сорваны
струны, а внизу под этим самым куполом — огромнейший концертный зал, где отличались в прежнее время крепостные музыканты и певчие, распроданные поодиночке прежним владельцем в то время, когда слухи об эмансипации стали казаться вероятными.
О, радость древних лет, Боян!
Ты,
арфой ополченный,
Летал пред строями славян,
И гимн гремел священный;
Петру возник среди снегов
Певец — податель славы;
Честь Задунайскому — Петров;
О камские дубравы,
Гордитесь, ваш Державин сын!
Готовь свои перуны,
Суворов, чудо-исполин, —
Державин грянет в
струны.
Дух Тении вспрянул и нервы ее напряглись, как
струны высоко настроенной
арфы.
А ты, Кутайсов, вождь младой…
Где прелести? где младость?
Увы! он видом и душой
Прекрасен был, как радость;
В броне ли, грозный, выступал —
Бросали смерть перуны;
Во
струны ль
арфы ударял —
Одушевлялись
струны…
О горе! верный конь бежит
Окровавлен из боя;
На нём его разбитый щит…
И нет на нём героя.